|
главная -> проза -> Сопромат
СопроматХолодное февральское солнце едва пробивалось сквозь серую мглу, заполонившую небо. В точке сбора бурлила толпа замерзающих граждан в сером. Они топали валенками по утрамбованному снегу, прыгали и плясали, толкались между собой в ожидании должного вот-вот подъехать грузовика в направлении деревни – грузтакси – так это называлось.
 – Провожаешь что ль кого? – спросила Таю особенно словоохотливая баба в длинной, подпоясанной душегрейке и валенках до колен. – Нет, – ответила та робко, вскинув черные как смоль глаза на любопытную. – Я к маме в гости еду. – Бабушку она обычно называла мамой по нескольким причинам. Во-первых, родная мать отдала ее в заботливые бабушкины руки с младенческого возраста – и до достижения девочкой 7-ми лет, так что семилетняя Таюшка никак не хотела возвращаться к родителям, забиравшим ее в город, в школу. «Ты подумай сама, родненькая моя, – внушала ей бабушка, – ну где я тут тебя учить буду? Школа в соседнем селе, за 6 километров отсюда – что, будешь ходить, и зимой и в распутицу, мучиться?! Нет, езжай, учись у хороших педагогов, получи хорошее образование. А летом приезжать будешь, на каникулы». Ребенок рыдал в голос, уткнувшись в теплые, пропахшие свежим хлебом с солнечным лугом колени «мамы Кати». Мать стояла рядом и ненавидящим взором отслеживала каждое движение нелюбимой мачехи. Вторая причина особого отношения Таюшки к бабке заключалась в особенной нежности, проявляемой той к первой внучке. Столько внимания и заботы родная мать не проявляла к ней ни разу в жизни. Ну, разве, при родах, которых ни один младенец вспомнить не сможет. На сей раз, отправляя дочь в деревню, мать напутствовала ее: «Хочешь – езжай. Одевать тебя особо мне не на что». И это была правда. Все деньги, получаемые матерью на посту бухгалтера в магазине наглядных школьных пособий и отцом на нефтедобыче, проедались семейством недели за три. Четвертую тянули «на честном слове» – семья большая, четверо детей, и все росли, как на дрожжах, и есть хотели как птенцы – непрестанно. Какие уж там шапки-ушанки и валенки для дальних поездок?! Кто первый встал – тот теплее всех оделся – этот принцип действовал в семье безотказно. ЗИЛок подкатил, громыхая замерзшим брезентом, водитель высунулся, с грохотом открыв стальную дверь, прокричал призывно: «На Чесноковку кому? Давай сюда!» Вспорхнувшая толпа замерзших сидельцев гурьбой ломанулась к нему, на ходу протягивая мятые рубли и холодные полтинники, а потом с той же резвостью взметнулась в кузов, где путешественников ждали деревянные скамьи, расположенные буквой «П» вдоль бортов и четыре поперечные доски, протянувшиеся между ними. Таюшка залезла едва ли не самой последней и устроилась в углу, между кабиной и бортом, там, куда никто не хотел садиться – слишком дуло из щели в брезенте. Едва машина тронулась, брезентовые «стены» загрохотали, захлопали, из-под каждой дырочки понеслась струя ледяного дыхания северного ветра, норовящая заползти под пальто, за шиворот, заледенить ноги в капроновых чулках. Сидящий рядом мужик в широченной меховой куртке и пушистой кроличьей шапке, посмотрев на девушку диким взглядом, засунул руки глубоко в карманы и отвернулся. Через час езды она съежилась, как воробушек, а еще через полтора часа перестала чувствовать отмороженные ноги в новой обувке. Сидела и размышляла: правильно ли поступила, собравшись ехать сломя голову? И всякий раз приходила к выводу: правильно. Тем более, что Славка все никак не мог сдать проклятый сопромат. Да и когда ему было готовиться, если он каждый день до полуночи просиживал у нее?! Вот и пригрозила: не сдашь – не вернусь! Пускай теперь попробует не сдать! Казалось, холод пронзил ее до самого мозга костей и там, глубоко внутри, начал уже костенеть самый мозг, когда водитель, наконец, провозгласил, что они добрались, народ оживленно высыпал из кузова наружу. Выпрыгнула и она, неуклюже встав на бесчувственные ноги. На ее счастье кто-то не приехал. Кто-то, кого ожидал на подводе паренек в заношенной телогрейке, в ушанке с развязанными тесемками. Он скучно посмотрел с обочины на рассасывающуюся толпу, быстро топавшую к деревне, потом обратил внимание на Таюшку. – А вы к кому? – спросил вежливо и аккуратно, словно боясь обидеть неловким словом. – К маме Кате Кандолинцевой, – ответила она по привычке. – Не замерзли? Она взглянула несколько исподлобья, улыбнулась саркастически: кто бы сомневался?! – Так давайте я вас подвезу! – Мальчишка сделал приглашающий жест, похлопал по подводе рядом с собой, и она живо вспрыгнула наверх. Ноги стучали и звенели там, в ботинках, словно стеклянные. «Ну вот, – подумала девушка, – и ухажера нашла». И словно в подтверждение ее предположения парнишка спросил: – А вы кино любите? У нас сегодня в клуб новую картину привезли – такую интересную!.. К дому подкатили быстро. Мальчишка обещался непременно встретить ее еще и «погулять», но Тая ничего ему не обещала – слишком маленький еще: пятнадцать лет для нее, восемнадцатилетней были детским возрастом. – Мама Катя, я приехала! – с порога прокричала она, вбегая в светлую избу и срывая примерзший шарфик с густых черных волос, рассыпавшихся по плечам. Опрятная старушка, круто обернувшись от печки, где по обыкновению что-то вкусно стряпала, ахнула и всплеснула руками: не ждала! – Да родненькая ты моя! Да не с ума ли ты сошла?… В феврале да в ботиночках! Да в капроновых чулочках! Ах ты, милая моя! А ну, живо полезай на печку греться! Пальто полетело на стул возле резного деревянного буфета, аккуратно снятые ботинки остались стоять на пороге, девушка забралась с ногами на горячую печку, сжала руками колени и уселась так, взахлеб рассказывая внимательно кивавшей старушке последние новости из своей жизни. Она закричала примерно через час – так заболели оттаивавшие ноги. Ооой, как их ломило и разрывало все мышцы! – Ой, моченьки нет, как больно, – пожаловалась она. Бабушка смотрела всепонимающим взглядом, но что она могла поделать? Только, пожалуй, растереть обмороженные ножки любимицы остатками мужниного самогона. Никакого клуба, разумеется, в этот вечер не было – не до фильма, расходиться бы чуток! Она отогревалась в лучах бабушкиной заботы и ласки, с удовольствием уплетая ароматный суп из свежезарезанной по случаю ее приезда курочки, заедая таким рассыпчатым и знакомым с детства «серым» хлебом, самым вкусным в мире. Потом был чай из листиков малины и смородины с пасечным медом, и «мама Катя» рассказывала Таюшке, как дед укрывал пчельник на зиму, сколько у них набралось сотов, и какие нынче пошли безобразницы-куры, то и дело норовящие с недогляду поклевать несомые яйца. Та слушала, улыбаясь, полуслыша полузадремывая, и засыпала за столом с распахнутыми настежь глазами… Назавтра, конечно, понабежали подружки, дома высиживать целые сутки было не с руки. На ботиночки свои Таюшка смотрела с сильным опасением. Тут же сыскались в бабушкиных закромах и валеночки внучкиного размера, и новехонькая пуховая шаль была извлечена из недр сундука, чтобы покрыть головку «горожанки» – словом, набралась полная экипировка для любого мороза и всяческих зимних прогулок. Через день пришла телеграмма от Славки: «Сопромат сдал тчк можешь приезжать тчк». Соскучился! Она выждала время, пожила еще недельки полторы, сходила с мамой Катей в кино, на «Анжелику», послушала, как вздыхали и ахали над всякой сценой чесноковцы, громко перемывая кости всем персонажам фильма и переживая за каждого. Сама для порядка поохала вместе с ними. – Мам, тебе картина-то понравилась? – спросила, когда возвращались домой по заснеженной деревенской улице. – А как же? Конечно, понравилась! Я ведь в кино-то и не хожу совсем. С тобой вот разве, – ответила самая добрая и любящая мама-бабушка в мире. Это была их последняя совместная прогулка… …Полноватая женщина с живыми оливками глаз бодренько прохаживалась, подпрыгивала и пробегалась туда-сюда вдоль заснеженной трамвайной остановки, поглядывая на крышу высотного здания автовокзала. Она мерзла уже сорок минут. Тяжелые сумки, забитые продуктами с рынка, стояли в сторонке. Вот на этом самом месте началось тогда обморожение… Женщина с сумками, подумав, что, сев на маршрутку, она бы уж грелась дома чаем с печеньями, осталась все же дожидаться трамвая, веря, что сейчас-то он приедет наверняка. И, то ли свершилось чудо, то ли ремонтники усовестились морозить народ, но спасение явилось в виде нужного маршрута. И, уже отъезжая от остановки, она увидела в полный рост высотный автовокзал на месте бывшей точки отправления «грузтакси». Женщина согрелась немного в салоне и подумала печально, что через пару лет и внучка Дашенька пойдет в институт. А в институте и злополучный сопромат, который сейчас придется брать не только измором, но и немалыми деньгами… 30 декабря 2008 г.
Поделиться (вам не трудно, а автору приятно): Читайте еще:
|